Песня про курортВ середине зимней ночи,
Отупевшим от труда,
Снятся людям Гагры, Сочи,
Солнце, воздух и вода.
Независимо от чина,
Положения и школ.
Снятся женщинам мужчины,
А мужчинам слабый пол.
«Постоянство - есть увечье» -
Утверждает Мопассан.
То-то стадо человечье
Рвется к райским чудесам.
Человеку много ль надо,
Рухнул жиром на песок.
Повернулся к солнцу задом,
Покурил, вздремнул часок.
Восхитился чьей-то грудью,
Оглянулся, всплыл и рад.
Море щедро дарит людям
Витамины и разврат.
Изучив ее фигуру
Сквозь словесности комплект
Если вдруг она не дура,
Подключаешь интеллект.
Изрыгаешь даты, факты.
Ты по прежнему герой,
Не смотря на два инфаркта,
Трех детей и геморрой.
А потом кино и танцы,
Аромат ночных долин.
И в итоге вендиспанцер,
Трихопол, пенициллин.
В это время на Кавказе,
Благоверная жена,
Оросясь в целебной грязи,
Грязных помыслов полна.
И решившись, мчится к скверу,
Залепив помадой рот:
Там беззубую Венеру
Ждет лысеющий Эрот.
Дождик хлынувший некстати
В кипарисный полумрак,
Размывая цепь понятий:
Верность, долг, семья и брак.
Муж в разврате не замечен,
Точно так же и жена.
От того-то радость встречи
Обоюдна и сильна
Хвост поджав, от укоризны
И рогами марги гремя,
Снова шествует по жизни
Образцовая семья.
и еще всякие стишкиИзвольте извиниться перед дамой!
Сударыня он право просто пьян!
И все ж непозволительно быть хамом,
Извольте извиниться капитан.
Оставьте этот тон своим солдатам,
Он более уместен на плацу,
А здесь, мой друг, нельзя ругаться матом,
Тем более бить женщин по лицу.
И в предь, что бы не выглядеть тупицей,
Шампани предпочтите хлебный квас.
Вы кажется желаете сразиться?
Что ж, оппонент, я вызываю Вас.
Мне все равно, пусть будут пистолеты,
Только сперва позвольте Вас просить
Снимите сударь Ваши эполеты,.
Вы недостойны чести их носить
Стреляться здесь! Тот час же, Ваша воля!
Один момент, условья не равны:
Я слижком трезв, хоть выпил нынче боле,
А Вы любезный несколько пьяны.
Вы что, оглохли, подпоручик Лодкин,
Оставьте карты, будьте так добры!
Подайте мне вон ту бутылку водки,
Стакан не надо, можно чуть икры.
Оркестр братцы, что-ни будь анданте,
Оставьте подпоручик - все шарман,
А Вы, Андрей, пожалте в секунданты,
И так к услугам Вашим, Капитан.
* *
На смерть друга.
Петля и вбитый в стену крюк,
Кругом причины - замкнут круг.
Он был мне самый лучший друг,
Родней чем брат.
Легли на веки пятаки,
К носам приблизились платки
И застучали молотки
Шопену в такт.
Мне есть за что себя корить,
Он так хотел поговорить.
Мне взять и чаю заварить,
Но я спешил.
Сказал: «Приду через два дня».
И слово, как всегда, храня, пришел,
Но он уж без меня
Все сам решил.
Врачи сказали потерпи -
Они сказали года три.
Я с ним проплакал до зари.
Была весна.
Тогда он выжил, победил
Хоть с костылями, но ходил,
Тогда он смерть опередил
Теперь она.
Опущен гроб, потом зарыт
Вдова заплакала навзрыд
И грузовик, брезентом крыт
Сигналя подал.
Казенный транспорт в мир иной
Назад повез по окружной.
Я должен другу четвертной,
Но не отдал.
В его дому вино рекой,
Дурацкий пир за упокой.
Он был при жизни не такой,
Заткнитесь же.
Вдруг мысль щекотная как лесть
Мне начинает в душу лесть
Я еще жив, я еще здесь,
А он уже.
Он был при жизни для людей,
Он был для всех и был ничей,
Он видел сотни мелочей
В их полный рост.
А тот кто спал с его женой,
Сейчас стоит ко мне спиной
И щедро брызгая слюной
Выводит тост.
У вкусных блюд его портрет,
Стакан и пачка сигарет,
Ему поставлен табурет
В конце стола.
Я жду вот он откроет дверь
И скажет мне «Ты им не верь,
Я жив и голоден как зверь.
Ну как дела?»
Тут кто-то сыто заикал
И осушил его бокал,
А тот кто громче всех рыдал
Схватил гармонь.
Вдова печальна, но мила,
Тайком отшпорив зеркала,
Помадой губы обвела
Слезясь в ладонь.
На опустевший табурет
Уже поставлен винегрет,
Когда не стало сигарет
Его зажглись.
Гармонь взяла мажорный лад
И мысль ожгла, не я ль Пилат
Его портрет упал в салат
Глазами вниз...
* *
Тебе сегодня ровно двадцать три,
Сегодня ты бы стала на год старше,
Ты любишь розы, я принес, смотри,
Красивые, но вот колючи страшно.
Ты помнишь, ох и страшный был мороз,
Зимою прошлой, ты уже болела,
В больницу я носил букеты роз
И пальцем на стекле писал как мелом.
А помнишь наш последний Новый год?
К тебе пробрался, благо был в халате,
И просидел полночи напролет,
В твоей уютной маленькой палате.
То плакала прерывисто дыша,
То как ребенок хлопала в ладоши,
Когда я говорил про малыша,
Какой он и смышленый и хороший.
Ты убеждала – беды позади,
И горевать нам вовсе не пристало,
Ты попросила: «Завтра приходи.»
На следующий день тебя не стало.
Я чуда ждал, но не произошло.
Потом ко мне взывали, к силе воли,
Твердили все пройдет и все прошло,
Любовь и счастье, все, но кроме боли.
* *
Ночью улицой пустынной
Я иду от тети Зины
Мне уже совсем не страшно
У меня свирепый взгляд
Ничего что путь мой длинный
Я сегодня стал мужчиной
На меня со старой башни,
Боги с завистью глядят.
Кто такая тетя Зина?
Это сторож магазина.
Мама будет долго плакать,
Мама будет долго бить.
Ничего, что тетя Зина
Вся седая и в морщинах,
Ведь никто как тетя Зина
Не умеет так любить.
Говорят, что тетя Зина
Просто-напросто скотина,
Говорят не только это,
Просто стыдно повторять.
Дорогая тетя Зина,
Я сегодня стал мужчиной,
Я счастливей всех на свете,
Мне на сплетни наплевать.
Знаю я, что тетя Зина,
Никакая не скотина,
Тетя Зина любит выпить,
Так за что ее винить?
Стану я большим и грубым
И серебряные зубы
Я поставлю тете Зине,
Чтобы было чем жевать.
* *
Эта женщина, как проклятье
За грехи мои богом данные
Не забыть ее, не понять ее
Ненавистная и желанная.
Сколько раз она мною брошенная,
Сколько раз она мною предана
Беспощадно, зло,
Ну так что ж она ?
Гладит ласково, смотрит преданно
Или это месть за минувшее,
За любовь, что зря мне подарена,
За мечту из рук ускользнувшую,
За лицо, что рано состарено.
Много глаз и губ мною правило,
Утонуло в памяти омуте
А она ушла и оставила
Крик чужой в неприбранной комнате.
И живет во мне наваждение
Этот голос полный страдания,
Ядом смоченный наслаждения
Болью тронутый расставания.
Или это все и отныне нам
Жить и ждать под памяти бременем
Что любовь сосудиком глиняным
Вдруг расколется надвое временем.
Обескрылено проползут года
Боль утрат пронзит немощь тела
И отчаяньем прозвучит тогда
Неизбежное: «Что ж мы наделали?»
Совесть жадный жрец, не отдам я дней
Стерпит Бог в мораль замурованный
Я хочу ее и я буду с ней
Пусть украдкой, пусть ворованной.
отсюда